Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник) - Александра Бруштейн

Чего добивался Золя этим письмом? Он хотел вызвать скандал. «А, я лгу! Так отдайте меня под суд! Там я расскажу всю правду, и сотни свидетелей подтвердят ее! А-а, вы отказываетесь пересмотреть дело Дрейфуса? Так судите меня – дело Дрейфуса всплывет в деле Золя!»

Золя не побоялся вступить в единоборство с правительством, с генеральской кликой, с католической церковью, со всеми реакционными силами Франции и их продажными газетами. Золя знал, что его могут осудить, заточить в тюрьму, оклеветать, лишить доброго имени. Он не побоялся ничего!

7 февраля 1898 года начался процесс Золя. Он вызвал необычное стечение людей, сторонников правого дела. Здесь были лучшие люди Франции, были друзья Золя – вождь социалистов Жан Жорес, знаменитый писатель Анатоль Франс, люди искусства и политические деятели.

Но не дремала и реакция – наемные банды врывались в зал суда, устраивали овации генералам и другим противникам Дрейфуса, орали и улюлюкали, заглушая речи защитников, пытались учинить на улице самосуд над Золя.

Золя, писатель, знаток человеческой души, смотрел на этих головорезов с удивлением: таких он еще не видывал.

– Какие… людоеды! – сказал он брезгливо.

Золя вызвал двести свидетелей. Среди них в свидетельской комнате, как голодный волк, метался Эстергази. Он говорил без умолку, мешая угрозы с похвальбой, причитая, как базарная торговка, перемежая пафос грязной руганью.

Суд начался с неожиданного заявления председателя:

– Сейчас начнется разбирательство дела Золя. Поэтому надлежит говорить только о Золя. Категорически запрещается касаться Дрейфуса и его дела…

Это был неожиданный удар. Ведь Золя добивался суда над собой именно затем, чтобы на суде раскрылась вся правда о Дрейфусе!

Золя встал, очень бледный:

– Я требую, чтобы мне было дано то право, которое имеют даже воры и убийцы: право защищаться, право говорить обо всех сторонах моего дела!

Говоря о знаменитом «секретном документе», тайно подброшенном в 1894 году в судейскую комнату, Золя усомнился в том, существует ли этот документ, не выдумка ли он. На это свидетель генерал Пеллье сказал:

– Этот документ есть! Я видел его. Если угодно, я могу процитировать его на память.

– Нет! – возразил защитник Золя адвокат Лабори. – Документ, пока он на словах, не документ и не доказательство. Предъявите его суду!

– Невозможно! – сказал Пеллье. – Военная тайна!

И тут раздался голос полковника Пикара: он специально прибыл из Африки, чтобы присутствовать на процессе.

– Генерал Пеллье прав, – сказал Пикар спокойно. – Документ предъявить нельзя: это фальшивка, и она боится света!

Александр Степанович вдруг задумывается. Затем заявляет неожиданно:

– Я тоже присутствовал на процессе Золя…

Волнение слушателей, и без того сильное, нарастает… Он сам был там! Он сам видел это!

– Я видел Золя! – говорит Александр Степанович. – Он сидел на скамье подсудимых так спокойно, словно судят не его. Я видел жену Дрейфуса Люси – маленькую, трогательную, в траурном платье. Я видел полковника Пикара, невозмутимого, бесстрашного, как сама истина. Видел генералов Буадэффра и Пеллье, лгавших с бесстыдной наглостью. Но всего сильнее поразил меня допрос Эстергази.

Эстергази вышел на свидетельское место и стоял молча. Сморщенное лицо, грязно-серое, как жабья кожа, ястребиные глаза, нервные руки в перстнях… Он заявил, что будет отвечать только суду и прокурору, но отказывается отвечать защитникам или подсудимому Золя.

И тут начался незабываемый спектакль!

– Скажите, свидетель, – начал защитник Золя, – признаете ли вы, что в таком-то году вы женились на богатой невесте (такой-то), затем, обобрав ее до нитки, развелись с нею?

Эстергази молчит. Председатель суда, выждав паузу, обращается к нему:

– Свидетель, вы не желаете отвечать?

– Не желаю.

Защитник задает Эстергази второй вопрос, третий… пятый. Вопросы начинаются словами: «Свидетель, признаете ли вы…» Вопросы развертывают перед судом свиток всех мошеннических проделок Эстергази, его подлогов, спекуляций, его судимостей – всех совершенных им преступлений!

– Признаете ли вы, свидетель, что в письме (таком-то) писали: «Этот тупой французский народ – конечно, самая гнусная раса в мире!.. Мое терпение истощилось: я намерен предложить свои услуги Турции»… Писали вы это?

Защитник задал Эстергази шестьдесят вопросов. Это продолжалось почти два часа. С каждым вопросом Эстергази свирепел все больше: он сверкал глазами, пальцы его дрожали, щека нервно дергалась, пот зримо струился по его морщинистому, жабьему лицу… О, этот допрос, на который он не ответил ни единым словом, стоил ему недешево! Остроумный ход защитника обнажил перед всей Францией, перед всем миром грязную, мерзкую, преступную жизнь майора графа Шарля-Мари-Фернана Эстергази!

Лишь близорукие люди могли не заметить того, что борьба идет не из-за одного только Дрейфуса. Нет, она уже давно вышла за стены Дворца правосудия, где шел суд над Золя, – она перекинулась в палату депутатов, где люди сражались даже кулаками и тростями, и пламенный оратор, вождь социалистов, Жорес бросил в лицо реакционерам: «Вы предаете Францию кучке генеральской военщины!»

В самом Париже в те дни было раскрыто несколько контрреволюционных заговоров. Банды наемников, уголовников бесчинствовали на улицах Парижа, били стекла в домах и витринах магазинов. Они врывались на заводы, где пытались избивать рабочих. Они громили магазины, принадлежащие евреям. По ночам они разжигали на улицах костры, жгли книги и газеты.

Эта погромная волна прокатилась по многим городам Франции. Французские колонизаторы искусственно подогревали ее в колониях, где имели место отвратительные выходки. Был случай в Алжире – хулиганы, крича, хохоча, улюлюкая, окружили беременную арабскую женщину. От испуга у нее начались роды. Негодяи не пропустили к ней врача. Они плясали вокруг нее и орали песню, тут же ими сочиненную, с гнусным припевом: «Вот свинья и опоросилась!..»

Но против этой мерзости уже объединялись левые элементы: рабочие, студенты, ремесленники, интеллигенция. Над Францией занималась заря гражданской войны.

В такой накаленной атмосфере настал семнадцатый – и последний – день процесса Золя.

– Подсудимый Золя!.. Вам последнее слово.

Золя говорил спокойно. Он обратился к присяжным:

– Вы – сердце Парижа. Вы – его совесть… Посмотрите на меня. Разве похож я на предателя?

Глубокое волнение охватило его, когда он заговорил о том, что заставило его – писателя, пожилого человека – ринуться очертя голову в борьбу за Дрейфуса:

– …Дрейфус невиновен, клянусь вам в этом! Клянусь моим сорокалетним писательским трудом, клянусь моей честью, моим добрым именем! Если Дрейфус виновен, пусть погибнут все мои книги! Нет, он ни в чем не виноват, он страдает без всякой вины!

Золя знал и понимал – в этом убедил его весь ход процесса и все то, что творилось за стенами суда! – что надежды на его оправдание нет.

– Я спокоен… – закончил он свое слово. – Правда двинулась в путь, правду не остановит ничто! Конечно, меня можно обвинить и приговорить. Но настанет день, когда Франция скажет мне спасибо за то, что сегодня я помогал охранять ее честь!

Суд вынес Эмилю Золя обвинительный приговор – заключение в тюрьму на один год и штраф в три тысячи франков.

Полковник Пикар был посажен в тюрьму «за разглашение государственной тайны».

Казалось бы, черные силы реакции могли торжествовать и считать дело Дрейфуса похороненным. Но оно только разгоралось! Прав был Золя, когда говорил: правда идет, ее ничто не остановит. Правда продолжала свой путь, ее поддерживала разбуженная народная совесть.

Франция – рабочие, студенты, интеллигенция – волновалась, митинговала, бастовала. Левые газеты печатали все новые данные, все новые улики, убийственные для Эстергази и Анри.

Оба шакала чувствовали приближение катастрофы. Каждый из них знал, что другой, спасая себя, предаст и продаст его.

Через полгода после процесса Золя Генеральный штаб вынужден был под давлением общественного мнения подвергнуть допросу полковника Анри. Припертый к стене, Анри сознался во всем: в сообщничестве с Эстергази, шпионаже, во всех сфабрикованных им фальшивках и подлогах.

Понимая, что все кончено и ему уже не уйти от правосудия, Анри зарезался бритвой в тюрьме Мон-Валерьен.

Эстергази успел бежать за границу, где продал газетам свои дневники. Конечно, в них было немало лжи – ведь писал их Эстергази! Но все же эти дневники устанавливали черным по белому полную невиновность Дрейфуса.

Это случилось почти год назад. Но только сейчас удалось добиться пересмотра дела Дрейфуса и его возвращения во Францию… Значит, виновники этого страшного дела – генералитет, отцы-иезуиты, правые газеты – не сдаются, не разоружаются. Чем кончится новый процесс Дрейфуса, сказать сегодня нельзя. Одно ясно, эта борьба будет не на жизнь, а на смерть!